Что произошло на Украине

Современное информационное пространство живет только сегодняшним днем. Новости текущего дня затирают все новости дня предыдущего; все что произошло вчера - уже история. Это способствует информированности, но вместе с тем вредит способности осознавать масштабные события, потому что для этого нужно думать о прошлом, а не следить за настоящим, а от этого современные СМИ отучают.

Например украинский правительственный кризис случился уже давно, но в его осознании российское общество остановилось на тех отрывочных версиях, которые формировались по горячим следам кризиса, и не могли быть ни полными, ни достоверными. Конечно такие версии не могли не появляться, так как нужно было дать событиям какую-то оценку и объяснение, но все же любую первоначальную версию нужно переосмыслять - хотя бы потому, что осмысление требует времени. Большое, как известно, видится на расстоянии. К сожалению, такого переосмысления не произошло - как минимум вследствие сфокусированности на дальнейших событиях на Украине.

В результате этого понимание украинских событий в российском обществе сводится к нескольким тривиальным определениям, набросанным российскими средствами информации: “правительственный переворот”, “западные спецслужбы” и “Правый сектор”. Роль каждого из этих факторов никак не определена, но зато они создают картину такого злого умысла, что разбираться в его деталях даже не хочется. Какая разница, что именно там произошло - ясно ведь, что это все однозначно плохо?

Именно такую - сугубо эмоциональную - реакцию стараются вызвать у нас политически ангажированные СМИ, забрасывая нас деталями сражений демонстрантов в Киеве с “Беркутом” и демонстрируя выступления правых украинских политиков. Смотрите - говорят они - вот оно, антироссийское зло, каких еще нужно доказательств? И эмоции заставляют нас верить, что все дело в этих злобных элементах - западных спецслужбах, профашистских организациях, прозападных политиках. Все они мелькают на поверхности событий, и наше внимание останавливается на них. Но только потому что они мелькают на глазах - можно ли утверждать, что они являются причиной происходящих событий? С таким же успехом можно утверждать, что суп в кастрюле кипит потому, что на нем образуется пена.

Любому понятно, что суп кипит не потому, что на нем появляется пена, а потому что он стоит на огне. Точно так же не нужно путать политическую и социальную пену с причинами происходящих событий. Политический кризис на Украине произошел не потому, что в стране появился “Правый сектор” или прозападные политики, а потому что в украинском обществе поднималась температура, и потому что тогдашняя украинская власть на смогла найти способов ее снизить - а возможно и просто недооценила эту температуру. Именно на причинах разогрева политической обстановки на Украине нужно сосредоточиться, чтобы найти объяснение тому, что же на самом деле на Украине произошло.

Причины закипания украинского общества указать несложно: это элементарное недовольство людей ситуацией в стране, своими жизненными условиями и возможностями, и главное - надеждами на изменение ситуации. Недаром кризис случился в тот момент, когда правительство Януковича решило отложить на неопределенный срок подписание соглашения об ассоциации между Украиной и Европейским Союзом. Казалось бы - почему судьба такого общего договора может взволновать общество до такой степени, что оно готово будет выйти на улицы? Да потому, что этот договор был для украинского общества надеждой на улучшение ситуации в стране - пусть и маленьким, но все же шагом к лучшему будущему, в ситуации, когда надежды на какие-то другие шаги уже не было.

В этом-то и была причина, по которой в украинском обществе поднималась температура: украинское общество двадцать с лишним лет жило одними надеждами на лучшее будущее, и по мере того, как эти надежды испарялись, температура в стране поднималась. В 2004 году это привело к “оранжевой революции” и избранию президентом Виктора Ющенко, который своей антироссийской риторикой создал себе образ политика, отличающегося от тех, что находились у власти до него, и довели Украину до бедственного экономического положения. Однако риторика положения не исправила; экономическая ситуация на Украине не улучшилась, и украинское общество качнулось в другую сторону, избрав президентом пророссийского политика, ставленника партии Донбасса, Виктора Януковича. К сожалению, и это делу не помогло - Янукович оказался еще хуже своего предшественника Ющенко.

В чем же дело, неужели в том, что на всей Украине невозможно было найти вменяемого политика? Разумеется дело было не в персоналиях - хотя опыт Януковича и показал, что таковые могут плохую ситуацию сделать очень плохой. Дело было в том, что на Украине сложилась политическая система, хотя и характерная для всех прочих крупных постсоветских государств (России, Белоруссии, Казахстана, Туркменистана, Азербайджана), но отличающаяся от них одной важнейшей деталью. Во всех перечисленных государствах политическая система находится в руках олигархических групп, но везде - кроме Украины - среди этих групп сумела выделиться одна ведущая. В России это так называемое “государство”, в других странах - группа людей, приближенная к единоличному властителю: Лукашенко, Назарбаеву, Ниязову. И только на Украине ни одной из олигархических групп не удалось подмять под себя другие, и самовластно встать во главе страны.

На Украине олигархические группы были вынуждены постоянно бороться за власть друг с другом, и делали они это через своего рода “подставных лиц”, которые и становились президентами в случае победы. Ведь президент любой страны только олицетворяет собой определенные круги этой страны - по сути, имущественный класс. Если этот класс однороден, то реальной политической конкуренции в стране нет. Но на Украине он оказался совершенно не однороден, поэтому президенты там сменялись достаточно часто (четыре против трех - а по сути двух - в России, одного в Белорусии и одного - в Казахстане), и представляли они разные олигархические группы. Что именно это были за группы - не так важно для понимания общей картины событий, важно то, что президенты Украины представляли не столько интересы народных слоев, сколько интересы узких общественных групп. Эти группы боролись за свои узкокорпоративные интересы, и не без успеха: олигархи бизнеса получали различные преференции от государства; олигархи местной власти - ту или иную долю автономии, и так далее. Единственное, чего не было в этой картине - это народа Украины, который жил бедно, и что важнее - постоянно обманывался в своих ожиданиях относительно улучшения своей жизни.

Это было тем более обидно, что на Украине существовал настоящий политический процесс - различные политические партии и кандидаты в президенты боролись друг с другом не на шутку. У избирателей было впечатление наличия выбора, впечатление возможности влиять на судьбу своей страны (чего напрочь нет в Белоруссии, например), но с течением времени стало ясно, что никакие из существующих политических сил не в состоянии изменить положение дел в стране к лучшему: их, собственно, и так все устраивало. Ну а вдобавок к этому последняя украинская власть (президент Янукович и Партия Регионов, имевшая большинство в парламенте), решили использовать свое положение не просто на пользу своей олигархии, но и на пользу себе лично, причем в масштабах просто немыслимых: президент Янукович отстроил себе в Межигорье настоящий дворец, докатившись до такой пошлости, как золотые смесители. Такое даже на постсоветском пространстве без общественного резонанса может позволить себе только Ниязов, наверное.

Стоит ли удивляться тому, что общество взбунтовалось против такого положения дел: против президента-вора, и его подельников во всех ветвях власти; против остальных политических сил, которые были лучше только потому, что не получили доступа к кормушке, против безысходности всей политической системы? В этом нет ничего удивительного - и в недавней российской истории были похожие примеры. Вспомните историю с надувательством на выборах 2012 года, и то, какую волну недовольства она всколыхнула - такую, что даже российские власти мигом поняли, какими неприятностями это может выйти, и дали “полный назад” в очень многих политических вопросах.

Ну а в ситуации общественного разлада и отрицания всех существующих политических ориентиров обязательно появляются новые ориентиры и идеалы - и хорошие и плохие. В таких ситуациях и появляются новые лидеры, как Петр Порошенко, и новые политические объединения, и совсем не новые, но заметные только в смутные времена радикальные организации вроде “Правого сектора”. Появляются люди, размахивающие фашистской символикой или ходящие с портретами Степана Бандеры. Они появляются потому, что только в ситуации общественной смуты у них есть шанс быть замеченными. Одним словом, это пена на поверхности кипящей политической ситуации. Безусловно, она очень заметна, и в первую очередь привлекает к себе внимание, но все же никоим образом она не является причиной кипения.

То же самое справедливо по отношению к “прозападным политикам”. Любой настоящий политик (не путать с идеологом) в первую очередь хочет чтобы его слушали, и адаптирует свои высказывания под ожидания слушателей. Как легче всего выделиться на фоне пророссийского вора Януковича? Сказать “я не буду воровать”? Не звучит, да и могут не поверить. А вот сказать “я ориентируюсь на европейские ценности” - это куда солиднее, и между прочим несет ту же самую мысль. Вот и вся “прозападность” украинских политиков - пена политического процесса.

Российские СМИ фокусируются на этой пене по двум причинам. Первая заключается в том, что они по сути своей являются средствами информирования о событиях. Им нужны новости, и чем более громкие, тем лучше. Пена представляет из себя прекрасные новости. Она пузырится, лезет вверх, падает клочьями, и ни минуты не стоит на месте - в результате у тебя каждый день есть новости, о которых можно писать не задумываясь.

Вторая причина заключается в том, что российские СМИ, почти полностью контролируемые государством, имеют задачу выставить происходящее на Украине в негативном свете: в свете антироссийского заговора, направленного на свержение дружественного России режима, и замены недружественным. В этой ситуации некстати разбираться в том, что же действительно является причинами происходящего: тут же на поверхность вылезает неприятный факт того, что дружественный России режим был насквозь коррумпирован, и по сути просто паразитировал на своей стране. Трудно объяснить, почему такой режим нельзя было свергать, или почему нужно теперь вернуть его обратно.

В свете этой задачи лучше забыть о том, каков был прошлый режим, и просто рассказывать о том, какие они все плохие: политики хотят дружить с Западом, а не с Россией, украинцы ходят с портретами Бандеры, и так далее. Это не может не вызвать у любого россиянина негативной реакции - каковую и требуется получить. Ну а чтобы успех в этом деле был гарантирован, можно использовать еще один способ: сослаться на участие западных спецслужб.

Люди легко верят в то, что спецслужбы могут все, но давайте задумаемся: а они ли подготовили почву для событий на Украине? Это западные спецслужбы построили Януковичу резиденцию и разложили в ней золотые слитки? Если бы это построили они, и за свои деньги, то возможно у украинцев было бы меньше к ней претензий, но вряд ли западные спецслужбы сделали бы Януковичу такой подарок. Тогда может спецслужбы сформировали нынешнюю политическую систему на Украине, которая перестала устраивать украинский народ? Тоже едва ли - такая задача вообще не по силам кому бы то ни было.

Ситуация на Украине созрела для изменения политической системы (проще говоря - революции) безо всяких западных спецслужб, а если бы оне не созрела, то никакие спецслужбы не могли бы такую революцию совершить. Революции делают народы, а не спецслужбы. Максимум возможностей спецслужб - это военный переворот, и те удаются крайне редко (практически единственный исторический пример - это Иран в 1953 году)1.

Итак, на Украине произошла революция, вызванная протестом против существующей политической системы - вернее, против ее наполнения, против монополизации системы олигархическими интересами. Это очень не нравится российским властным кругам, потому что для них это означает падение союзника и единомышленника. Российская политическая система хотя и не идентична украинской, но выстроена по схожим принципам: она точно так же наполнена исключительно олигархическими интересами. Но для российского народа произошедшее на Украине может сослужить хорошую службу: оно напомнит о том, что олигархия не вечна - тогда, когда российский народ об этом задумается.

1 Здесь идет речь о переворотах, полностью организованных спецслужбами, то есть таких, которых не случилось бы без их участия. Во многих других переворотах спецслужбы могли участвовать, но только в качестве второстепенной силы - например, в Южном Вьетнаме в 1963 году, или в Чили в 1973.

По наклонной плоскости

“Предоставленные сами себе,

события развиваются от плохого к худшему”

Закон Мерфи

Около трех месяцев назад я написал статью “О применимости морали в политике”. Мне казалось, что она затрагивает жизненно важные и актуальные вопросы, и поэтому я ожидал, что ее будут читать и возможно даже обсуждать. Жизнь показала, что ожидания эти были завышены - судя по статистике, предоставляемой ресурсом Blogger, статья оказалась наименее читаемой изо всех опубликованных мной, причем отставание в количестве просмотров выглядит очень значительным. По-видимому, тема показалась аудитории слишком абстрактной и не имеющей актуальности. Что же - такое случается, и меня бы это не слишком волновало, если бы последние события в России не разворачивались в тревожном соответствии со сценариями, которые статья описывает.

В связи с этим мне кажется важным вернуться к вопросу, который поднимался в статье - возможно под новым углом зрения, с большим упором на текущие события. Мне кажется, что и без того актуальная тема приобрела еще большую актуальность, если не сказать остроту.

Предыдущей статьей я аргументировал идею, что совершение аморальных поступков в политической игре со временем нарастает: совершив одну подлость, игроки следом совершают и другую. Эта другая оказывается больше, чем предыдущая, и так до тех пор, пока вся так называемая политика не летит в пропасть - часто вместе с самими игроками. К сожалению, именно эту тенденцию мы наблюдаем сейчас в российской политике относительно Украины.

Скатывание под уклон началось с решения о вводе войск на Украину. Вскоре за ним последовал захват Крыма и явное подстрекательство восточных областей Украины к отделению - с понятной целью присоединить их затем к России. Правда в этот момент что-то пошло не так - то ли международная реакция оказалась очень острой, то ли (что более вероятно), в восточных областях не сумели установить достаточного контроля над военными и стратегическими объектами - и план был изменен. Вместо прямого присоединения к России, Луганск и Донецк проголосовали за образование самостоятельного государства - анекдотическая идея, учитывая историю края, его национальный состав и географическое положение.

Разумеется, следующим шагом стала гражданская война на Украине, между собственно украинскими силами и силами сепаратистов. Разумеется, Россия безоговорочно поддержала сепаратистов - чего стоит хотя бы информационная война против Украины, ведущаяся всеми государственными средствами информации в России. Можно спорить о фактах или объемах материальной помощи России сепаратистам, но об их моральной поддержке спорить не приходится - достаточно заглянуть в новостные передачи по российскому телевидению.

Казалось бы - чего плохого в том, чтобы поддержать своих соотечественников, волею судьбы живущих за границей? На ум приходят как минимум две вещи. Во-первых, эта поддержка выглядит слишком конъюнктурно - она появилась только тогда, когда она понадобилась самой России, а не пресловутым соотечественникам за границей. Полезно припомнить, что “в мирное время” российские власти не сделали ничего, чтобы помочь этим самым соотечественникам. Например им не предоставляли права въезжать в Россию на работу - и это при явном дефиците труда в российской промышленности. Сейчас мы много кричим о том, что на востоке Украины не было русских школ - может мы пытались таковые финансировать? Нет, не пытались, а это явно стоило бы меньших денег, чем нынешнее освоение Крыма. Да мало ли существует путей для помощи - но какие из них мы пытались использовать? По-моему, никакие - это не было выгодно.

Во-вторых, помогая сепаратистам на Украине, Россия напрочь отрицает моральное обоснование своих действий в Чечне в годы чеченских войн. Разве у чеченцев было меньше оснований для отделения, чем у нынешних донбасских сепаратистов? Вообще-то их было гораздо больше - и геноцид народа в сталинское время, и куда более существенная национальная разница, другая религия, и даже наличие собственной внешней границы! Но тогда никто не воспринял эти доводы всерьез, и войну против чеченского сепаратизма практически все в России считали обоснованной. Соответственно необоснованной и почти преступной все считали любую внешнюю поддержку чеченцев - кстати довольно незначительную.

Теперь же почему-то все наоборот. Почему-то донбасским сепаратистам можно то, чего нельзя чеченским, и действия регулярной украинской армии против них (аналогичные действиям российской армии в Чечне) вызывают у нас крайнее неприятие. Объяснение этому противоречию находится только одно: у российской политики нет принципов, в ней есть только сиюминутная выгода.

Украина борется с донбасским сепаратизмом на тех же основаниях, на которых Россия боролась с чеченским. Если нам эти основания не нравятся, мы должны признать, что две войны на Кавказе мы провели, не имея для этого никаких оснований, и все жертвы и разрушения тех войн - а их было немало, вспомните! - целиком и полностью на нашей совести. Ну а если мы признать это не готовы, то тогда - руки прочь от Украины, они делают всего-навсего то, что делали мы сами.

Казалось бы это очевидное рассуждение, но российские политики его проигнорировали, выбрав выгодное в ущерб морально обоснованному. Поэтому нет ничего удивительного в том, что когда пришло время снова делать этот выбор, они автоматически выбрали то же самое - выгодное (казалось бы), а не честное. А речь, между тем, шла ни больше ни меньше, как об ответственности за трагедию пассажирского самолета, сбитого кем-то над Донбассом.

Разумеется, ключевой вопрос - кто его сбил? Разбирательства будут идти еще долго, но выяснять нужно, по существу, только один вопрос - сбили ли его сами донецкие сепаратисты, или в это были вовлечены российские военные, и каким образом? Если это не очевидно, то посмотрите на вопрос с такой стороны: допустим, российская сторона точно знала бы, что ее вины (читай - вины сепаратистов) здесь нет, и что единственным виновным может быть украинская армия - да разве в этом случае российские политике не возопили бы к небесам, указывая пальцами на Украину, как на виновника? Невозможно представить себе, чтобы нынешняя, разогнанная до максимальных оборотов, машина российской пропаганды упустила бы такой шанс. Тут же были бы найдены остатки ракеты “воздух-воздух”, на которую сейчас только изредка намекают в печати - тем более что самолет упал на территории, подконтрольной сепаратистам. Сразу же масса экспертов обследовала бы обломки и нашла и место поражения самолета, и убедительно восстановила бы картину события. Это было бы равноценно выигрышу пропагандистской войны против Украины.

Тот факт, что ничего подобного не произошло, говорит об одном: самолет сбила не украинская армия. Значит его сбила другая сторона, то есть пророссийские сепаратисты, и надеяться нужно только на то, чтобы среди них не оказалось российских военных. Это утверждение полностью соответствует тому вялому вранью и отпирательству, которому предались российские политики по следам случившегося. Что мы слышим от них? Ничего определенного: “да еще неизвестно кто”, “виноват тот, кто воюет против своего народа”, “наши военные засекли там украинский штурмовик”. Да разве так говорили бы они, если бы в обломках самолета были следы ракеты с этого штурмовика?

(Здесь полезно для сравнения припомнить историю с южнокорейским Боингом, сбитым вблизи Сахалина в 1983 году. Тогда Советский Союз точно так же в течение нескольких дней после катастрофы не желал признаваться в уничтожении самолета, и вяло отбрехивался фразами “не знаем, куда делся”, “пропал с радаров”, “удалился в сторону моря”, хотя все ответственные лица доподлинно знали, что самолет был сбит ракетой истребителя, по команде с земли. И это было в случае, когда самолет грубо нарушил воздушное пространство и не реагировал на попытки войти с ним в контакт, то есть формальные поводы для атаки на него были.)

Конечно ужасно совершить ошибку, погубившую сотни людей. К сожалению, такие ошибки случаются; в 1988 году американский крейсер ПВО Vincennes точно так же сбил над Персидским заливом иранский пассажирский самолет. Ошибки ужасны и трагичны, но ложь, которой пытаются их прикрыть - возмутительна и нетерпима. Она бросает на происшедшую трагедию тень равнодушия и глумления, и отрицает возможность сожаления и раскаяния. Совершить ошибку можно - никто от этого не застрахован. Не испытывать сожаления об ошибке - это уже преступление, преступление против совести.

Между тем, это именно то, к чему мы пришли. Начали с нарушения международного права и элементарных принципов добрососедства, и докатились до равнодушия к гибели сотен людей. В ситуации, которой любой нормальный человек ужаснулся бы происшедшему, мы думаем о том, как бы свалить на кого-нибудь ответственность.

Таким образом, соскальзывание российской политики под моральный уклон продолжается - к сожалению, при поддержке большинства российского общества. В соответствии с закономерностями, описанными в предыдущей моей статье, это обернется очень крупными неприятностями для России, и возможно в самом ближайшем будущем. Когда события развиваются от плохого к худшему, катастрофические последствия наступают удивительно скоро.

Пешкоедство: взгляд на аннексию Крыма глазами шахматиста

Все ошибки стоят на доске, и ждут, чтобы их совершили.

Савелий Тартаковер1

Политику часто сравнивают с шахматной игрой. Часто такие сравнения делаются, когда тому или иному политическому деятелю удается провести неожиданную и выгодную комбинацию. Например можно внезапным союзом обеспечить себе решающее преимущество на выборах - таким неожиданным объединением с генералом Лебедем Борис Ельцин обеспечил себе победу в 1996 году. Или можно провести выгодную военную операцию, ухватившись за неосторожно предоставленный повод - последнее мы недавно видели в военной операции России против Грузии, когда политическая ошибка грузинского руководства дала возможность России провести подготовленную операцию по отторжению от Грузии Южной Осетии и Абхазии.

Однако комбинационность - это сходство частное и поверхностное, на деле шахматы имеют с политикой гораздо больше параллелей. В самом деле, в шахматах постоянно говорят об оценке позиции, о маневрировании, об учете собственных слабостей и возможностей противника, то есть о вещах, которые являются повседневностью и в политике. К сожалению, об этом мало что известно людям, в шахматы не играющим - а вместе с этим остается неучтенной и большая часть шахматной мудрости, накопленной поколениями шахматистов.

Чем шахматы от политики отличаются, так это тем, что в них накоплен большой культурный слой, позволяющий весьма эффективно обучать шахматной игре. Речь не идет о специальной подготовке - например дебютной. Как раз такие книжные знания будущие политики наверняка получают в учебных заведениях. Но как механическое разучивание дебютов не дает шахматисту глубокого понимания игры, так и стандартная подготовка, которую получают политики (даже когда они ее получают), не дает им понимания того, как же нужно играть - и как играть не нужно. В результате зачастую складывается впечатление, что действующие политики оказываются незнакомы с азбучными истинами политической игры, аналоги которых в шахматах знает любой перворазрядник.

Примером такой азбучной истины - или скорее детской болезни - является синдром, называемый в шахматах “пешкоедством”. Игроки среднего уровня часто поражаются этим недугом. Проявляется он в том, что за доской игрок начинает гоняться за выигрышем отдельных пешек, и никогда не проходит мимо возможности заграбастать какой-нибудь материал. Проблемой этого является, разумеется, то, что выигрывая пешку или две, игрок теряет время и настолько портит свою позицию, что лишний материал уже не может обеспечить ему не только преимущества, но даже равенства, и в конце концов, тем или иным путем он проигрывает партию.

Поэтому умелые шахматисты никогда не прельщаются выигрышем материала, если это идет во вред их позиции. Настоящие мастера иногда даже жертвуют материал ради позиции - так особенно любил играть Тигран Петросян - и в 60-х годах ходила шутка, что легче выиграть чемпионат СССР, чем выиграть партию у “железного Тиграна”2.

Однако вся эта житейская мудрость была и остается уделом шахмат. Политики, похоже, находятся в счастливом неведении о подобных принципах, которые могут стеснить их творчество. Ничем иным нельзя объяснить историю с российской аннексией Крыма, потому что это классический пример детской болезни пешкоедства.

Давайте разберемся, насколько выгодной или невыгодной для России может быть эта операция.

Факта “выигрыша материала” отрицать нельзя: у России стало больше земли, больше людей, появились удобные базы для Черноморского флота. Правда уже насчет последнего возникают сомнения: со стратегической точки зрения иметь далеко выдвинутую базу флота - да еще и отрезанную от сухопутного сообщения с тылом - идея сомнительная. Не знаю, что говорит по этому вопросу военная наука, но исходя из уроков истории, это просто безрассудно. Вот некоторые примеры: Порт-Артур в 1904 году, Таллин в 1941, Сингапур в 1942, Рабаул в 1943-44: все эти мощные военно-морские базы были блокированы с суши и с воздуха, флот в них был заперт, и их военное значение было сведено к нулю. Да и в последней войне флот был вынужден уходить из Севастополя в Новороссийск и Сухуми, а его роль в действиях на Черном море практически ограничилась снабжением войск, запертых в Крыму, серьезных военных действий на Черном море не велось.

Поэтому военное значение приобретения Крыма представляется мне спорным. Конечно можно сказать, что войны стали другими, что сухопутного вторжения сейчас ожидать нельзя, но знаете - в Сингапуре его тоже не ожидали, не ожидали настолько, что все его укрепления были обращены в сторону моря, а японцы подошли к нему с суши, со стороны, с которой он был полностью открыт. Был большой конфуз.

Кроме военного плацдарма Россия также приобрела около 28,000 кв. километров территории (примерно 1/640 часть уже имеющейся) и 2,4 миллиона новых граждан (1/60 населения России). Даже при том, что территория территории рознь, и Крым нельзя сравнивать, скажем, с Новой Землей, приобретения все же выглядят весьма скромно.

Теперь нужно понять, какую цену пришлось и еще придется за это заплатить. Здесь не идет речь о санкциях, принятых международным сообществом - пока они существуют скорее как предупреждение. Но пусть нас это не обманывает - за пешкоедство приходится в первую очередь платить ухудшением позиции, и в этой части можно сразу указать на очевидные потери.

С военной точки зрения: Финляндия и Прибалтика сразу попросились в НАТО. Не приходится сомневаться, что в ближайшее время их туда примут. Мы недавно беспокоились по поводу американских ракет-перехватчиков в Польше? Скоро будем беспокоиться о них в Латвии и Эстонии. Их присутствие там уменьшит эффективность главного военного козыря России - стратегических ракетных войск, и военное значение Черноморского флота (силы явно регионального, а не стратегического значения) не идет с этим ни в какое сравнение.

С экономической точки зрения: Европа всерьез задумалась о необходимости отказываться от российских энергоносителей (газа), которые являются единственной серьезной статьей экспорта. Наши правительственные аналитики наперебой утверждают, что это не опасно, так как сделать этого Европа не может. Да, она не может сделать этого прямо сейчас, но если она сейчас начнет, то лет через 10 результаты будут. За счет чего? Например за счет развития газовой отрасли в США, которому Россия, таким образом, даст серьезный толчок. До сих пор разрабатывать американский газ было недостаточно выгодно в свете его стабильных поставок из России, но если на передний план выйдут соображения не экономические, а политические, то все может измениться. Например, правительство США может выдать газовым компаниям заем под низкие проценты на разработку месторождений, или обеспечить им налоговые льготы. Этого вполне может быть достаточно, чтобы американский газ сравнялся по цене с российским. В этом случае Европе даже не придется отказываться от российского газа - она просто не будет покупать его по предлагаемой цене, и России придется цену снизить, что немедленно скажется на российском бюджете.

Сейчас Россия пытается защититься от этой угрозы, заключая договора о поставках газа в Китай - по самой льготной цене. (Кто бы мог подумать, что от аннексии Крыма выиграют китайцы!) Но это только больше расшатывает позицию России в части формирования цены на газ. Безусловно, Китай будет покупать российский газ на предложенных условиях - это очень выгодно. Но сам факт наличия такого контракта позволит Китаю надавить на других поставщиков газа и вынудить их снизить цены, а когда это произойдет, Китай обернется к России и спросит - а почему, собственно, у вас так дорого? Ну а дальнейшее снижение цены на газ для Китая будет означать для России проигрыш партии: элементарное разорение.

У китайского контракта есть еще один изъян, скрытый, но весьма существенный. Дело в том, что инфраструктуры, позволяющей поставлять газ в Китай, пока просто нет - значит ее придется строить. Казалось бы - это выгодно, потому что это создаст рабочие места и повысит внутренний спрос на промышленную продукцию. Это верно, но оборотной стороной этого является повышение цен на эту продукцию и приток человеческих ресурсов в соответствующие отрасли. Это идет вразрез с идеей модернизации экономики России, в необходимости которой сейчас не сомневается никто - даже нынешнее правительство, далекое от идей либерализма, официально заявляет это своей целью. Ведь бизнес не мыслит национальными интересами - он мыслит в терминах прогнозируемой прибыли. Если в ближайшей перспективе выгоднее будет заниматься поставкой, например, металла для производства труб, то именно металлом бизнес и будет заниматься. Ничем другим он заниматься не будет, сколько бы правительство ни призывало к иному. Да и правительство, наверное, не будет сильно настаивать на модернизации: до нее ли, когда нужно срочно поставлять газ в Китай.

Иначе говоря, подписав газовый договор с Китаем, правительство создало новый и существенный рынок для экономики нынешнего образца - сырьевой экономики. Все ресурсы бизнеса - а они в России отнюдь не бесконечны - будут пущены на освоение этого рынка. Только отдельные энтузиасты продолжат заниматься чем-то высокотехнологичным, да и им будет сложно конкурировать с существующей экономикой - например на рынке труда. В результате этого через 10 лет окажется, что газ в Китай благополучно поступает, Китай мягко, но очень настойчиво просит за него скидочку, с другой стороны на цену газа давит Европа, выходящая из газовой зависимости от России, а в самой России кроме добычи газа ничего делать не умеют.

Вот к какой позиции может придти партия, в которой мы только что выиграли пешку Крым. Если оценить ее в шахматных терминах, то вывод будет неутешителен: у России проигранная позиция.

В шахматах иногда спасаются даже проигранные позиции - в случае, если соперник играет нерешительно. Казалось бы, можно надеяться на это, если больше не на что: безусловно наши демократические противники, особенно европейские, обычно играют довольно вяло и ничейный исход их обычно устраивает. Но взяв пешку Крым, Россия создала для всей Европы явные угрозы - угрозы того, что на этом она не остановится. Тут уже на той стороне доски задумаются о том, как погасить эту опасную инициативу, и это заставит всю Европу прислушаться к планам игры, предлагаемым США. Если до Крыма Европа позволяла себе иметь собственное мнение в политических вопросах, то после Крыма ничего подобного уже не будет. Россия уже не сможет строить какие-то особые отношения с Германией, например, и игра наших политических противников станет куда более цельной, стройной и энергичной. Таким образом, и с политической точки зрения аннексию Крыма нельзя считать ничем, кроме грубой ошибки.

Возможно правительству России стоит попросить кого-либо из наших многочисленных гроссмейстеров проконсультировать его по вопросам того, как нужно играть в шахматы. Очень возможно, что это поможет избежать глупостей в политической игре.

1 Польский гроссмейстер начала XX века.

2 Будучи 60-х годах чемпионом мира, Петросян не участвовал в чемпионатах страны.

Двойная рецессия в политике

“Если вам кажется, что ситуация улучшается -

значит вы чего-то не заметили.”

Закон Мерфи

Двойная рецессия в экономике - это особый вид экономического кризиса, график которого принимает форму латинской буквы W. График может отражать любую экономическую характеристику или совокупность характеристик - например, уровень безработицы, или уровень деловой активности, или просто индекс фондового рынка. Важна не характеристика, а форма, которую принимает график: сначала индекс идет вниз и упирается в “дно”, от которого отражается и идет вверх. Создается иллюзия выхода из кризиса, всем наблюдателям кажется, что рецессия прекращается, и можно ожидать экономического восстановления. Некоторое время это впечатление держится, график идет вверх, но через непродолжительное время переламывается, и снова падает “на дно” - а иногда и ниже. Это и есть двойная рецессия - ночной кошмар всех политиков и экономистов - иллюзия выздоровления, за которой следует новая волна кризиса.

Двойная рецессия - это термин чисто экономический, потому что именно в экономике этот феномен был замечен и описан. Но это не значит, что этот же самый эффект не существует в других областях жизни - например, в политике, тем более, что политика с экономикой связаны тесно.

Именно аналогия с двойной рецессией приходит на ум при взгляде на нынешнее состояние российского общества, российской власти и недавней российской истории (понимая под этим историю Советского Союза). Советский Союз рухнул в результате экономической катастрофы, обусловленной неэффективностью экономики и стагнацией общественной жизни. Изменения, которые произошли после этого в стране, казалось, полностью изменили вектор движения и российского общества, и российской экономики, так что распад Советского Союза (по сути - последнего образца Российской Империи), стал казаться событием одномоментным: был Советский Союз - не стало Советского Союза, и обновленная Россия, выйдя из экономического и политического кризиса, вошла в новую жизнь.

Но последние события в обществе и на международной арене (кризис на Украине, аннексия Крыма, волна антилиберальных законов в России), заставляют задуматься о том, что мы чего-то не заметили. Точно ли ситуация улучшилась, или нам это просто показалось? Точно ли Россия обновилась после падения Советского Союза? Или Россия осталась прежней - со всеми присущими Советскому Союзу особенностями - и только обстоятельства поменялись, обусловив какие-то временные изменения внутри страны и общества?

Ведь эффект двойной рецессии объясняется просто: он возникает оттого, что первый этап падения не вызывает в экономике - или обществе - достаточных структурных перемен, чтобы эта экономика, или это общество начали жить по-новому, избавившись от причин, которые привели к краху. Процесс падения замедляется, и даже обращается вспять, благодаря частичным переменам, или под воздействием внешних факторов, и сторонним наблюдателям кажется, что кризис остался позади. Но они не замечают некоторых важных деталей. Часто их бывает трудно заметить или осознать, потому что важность тех или иных обстоятельств редко бывает ясна заранее. В политике же серьезное значение имеет также временной фактор: события разворачиваются в таком масштабе времени, что наблюдать их с точки зрения человека, и его короткой (по меркам истории) жизни бывает непросто.

Предсказать двойную рецессию мало кому удается даже в экономике - но в экономике жизнь научила людей ожидать ее появления. В политике об этом практически никто не задумывается, в том числе потому, что редкие политики остаются действующими на протяжении времени достаточного, чтобы задуматься об этом. Но и в политике такие предвидения иногда случаются.

Самый яркий - и одновременно самый страшный - пример, который приходит мне на ум, связан с именем Ханса фон Секта, начальника Германского Генерального Штаба в 1919-1926 гг. Фон Сект руководил реорганизацией германской армии после поражения в Первой Мировой войне, он заложил основы Рейхсвера, и построил une Grande Armee en miniature - “Великую Армию1 в миниатюре” (по Версальскому договору, максимальный размер армии Германии был установлен в 100,000 человек).

Фон Сект не был действующим политиком, но постоянно, и на протяжении долгого времени соприкасаясь с политикой, он имел возможность осмыслить происходящее так, как политическим деятелям это в голову не приходило. В результате этого еще в 1917 г. фон Сект предвидел2, что Первая Мировая война станет только первым этапом мирового конфликта, и что вслед за передышкой, которой стал Версальский договор, последует новая - решающая - фаза конфликта. К ней он и готовил новую германскую армию - и наша страна смогла почувствовать на себе, насколько он в этом преуспел.

Неизвестно точно, на основании чего фон Сект делал свои выводы о будущем, но оглядываясь назад, мы можем сказать что во-первых, он был абсолютно прав. Но нам легко говорить об этом, оглядываясь назад, а вот поверил ли бы ему кто-то из политиков того времени? Да и кто из действующих политиков 1917 года дожил (в политическом смысле) до 1939? Только Черчилль, наверное.

Во-вторых, сейчас мы видим, что Первая Мировая война действительно не изменила в Германии некоторых фундаментальных вещей, а они во многом обусловили дальнейшие события. Достаточно указать несколько важных деталей: Первая Мировая война не явилась концом прусского милитаризма. Как до, так и после нее, военные существовали в Германии как особая каста, узко- и высокопрофессиональная - инструмент государственной власти, не вовлеченный в политику. Как до, так и после войны, общество в Германии было политически инертным, склонным следовать за единым руководителем, куда бы он ни вел - это было естественным наследием кайзеровской Германии. Либерализм и политическое многообразие быстро потеряли популярность в обществе под влиянием экономического кризиса 20-х гг. Это состояние общества быстро привело к появлению фюрера, который сполна воспользовался профессиональными военными, и Германия пережила “вторую волну кризиса”, ее “политическая рецессия” превратилась в “двойную политическую рецессию”. По-настоящему Германия избавилась от рецидивов своих общественных проблем только тогда, когда оккупационные режимы стран-победительниц перестроили все ее общество, практически запретив в Германии военное дело, отторгнув от Германии Восточную Пруссию (Черчилль считал ее “колыбелью германского милитаризма”), и построив в Германии (в ФРГ) политическую систему, по образу и подобию западных демократий. Иначе говоря, выход из кризиса оказался болезненным и обошелся весьма дорого.

И вот сейчас, наблюдая за откровенно реакционными тенденциями в российском обществе и российской политике, я не могу не спросить себя - а не стоим ли мы на пороге второго витка распада Советского Союза и Российской Империи? Один раз мы уже “достигли дна” в процессе государственной дезинтеграции - в 1991 году. С тех пор как будто начался процесс обновления России и выхода ее из кризиса - и экономического, и общественного, но возврат к откровенно империалистической политике (захват Крыма, явные посягательства на другие области Украины), реакционная внутренняя политика и - что очень важно - политическая инертность российского общества, попустительствующая любым выходкам власти, заставляют задуматься о том, не было ли это обновление только передышкой, вроде Версальского договора для Германии? Если так, то Россия сейчас стоит на грани срыва в новую политическую, экономическую, и государственную рецессию.

Что будет означать такая рецессия для России? Невозможно предвидеть конкретные сценарии развития событий, но вот конечные результаты вполне предсказуемы. Политическая рецессия будет означать крайнее ограничение политической и экономической свободы россиян: введение цензуры интернета, запрет на выезд за рубеж, отказ от свободной конвертируемости валюты. Экономическая рецессия выльется, в первую очередь, в отсутствие денег и возможности их заработать. Упавший потребительский спрос через некоторое время приведет к остановке импорта и собственного производства, и экономический кризис перейдет в государственный. Какие именно он примет формы - мне даже не хочется думать, но если из него удастся выйти по сценарию 1991 года (например с возвращением Крыма Украине, отделением Кавказа и т.д.) - это будет не самый плохой вариант.

Скажете - этого не может быть? А думаете немцы в 1933, к примеру, могли представить, что через 12 лет Восточная Пруссия станет частью Советского Союза? Что Кенигсберг будет называться Калининградом, а Тильзит - Советском? Что Германия будет поделена на две части, которые будут враждовать друг с другом, а Берлин будет разделен пополам бетонной стеной? Никто в Германии не поверил бы в это в 1933 году. Войны тогда не планировалось, Германия только начинала поход за “возвратом территорий”, и даже компартия еще не была запрещена. Никто не знал и не думал, что страна уже стоит на краю второго витка государственной рецессии.

За то время, что прошло с 1933 года, мир пережил немало экономических “двойных рецессий”, но совсем немного политических. Поэтому в политике и общественной жизни пока не сформировалось рефлекса следить за тем, чтобы простой кризис не превратился в двойной. Такая привычка пока есть только в экономике. Надо думать, что рано или поздно привычка следить за этим явлением в политике тоже появится, но очень не хотелось бы, чтобы она сформировалась на отрицательном примере России. И если мы не хотим этого, нам необходимо искоренить в себе, в нашем обществе, рецидивы проблем, которые погубили Советский Союз: политическую инертность, стремление к построению империи и безоглядному захвату территорий, автократичность власти. Эти пороки будут разрушать Россию пока она от них не избавится, и вопрос только в том, как произойдет это избавление. Сейчас мы еще можем сделать это своими силами. А если не сделаем - история сделает это сама, как сделала с Германией, ну а нам останется только выживать под ее колесами.

1 “Великой армией” называлась армия Наполеона в 1812 году.

2 См. книгу “History of German General Staff”, Walter Goerlitz, New York 1955, ASIN B000KNWQ4U

О применимости морали в политике

Конфликт между Россией и Украиной, включивший в себя присоединение к России Крыма, вызвал в обществе неожиданную дискуссию - уместно ли говорить о морали применительно к политике и государственным делам? Мало кто спорит с тем, что в этом конфликте Россия допустила множественные нарушения международных договоров и обязательств (например, Устава ООН), и таким образом заняла предосудительную моральную позицию. Вместо этого пророссийски настроенные комментаторы отрицают саму идею того, что о государственных делах можно судить с точки зрения морали - с их точки зрения, такая постановка вопроса неуместна в свете противостояния России с США, НАТО и остальными противниками.

Не будем разбираться в деталях конфликта России с Украиной. Не будем выяснять, действительно ли НАТО противостоит России, или сама Россия упорно пытается потолкаться с ним. Это частности по сравнению с тем, что мораль не является для людей безусловно первичным соображением, а ставится на первое или далеко не первое место в зависимости от вопроса, о котором идет речь.

Казалось бы - как можно так рассуждать без стеснения? Ведь именно так рассуждает, наверное, и среднестатистический российский коррупционер: я человек порядочный, друзей не обманываю, в церковь хожу, свечки ставлю, ну а дележ бюджета, или там подарки за оказанные услуги - это, так сказать бизнес, а он морали по определению не подчиняется. Так что же - он и правда честный? Разумеется нет, насчет этого у нас в обществе имеется полное понимание, про такого мы, не колеблясь говорим: он коррумпирован.

Что такое коррупция? Английское слово corruption означает нечто большее, нежели просто лихоимство. Оно означает испорченность. Таким образом оно обозначает не действие человека, а его состояние. Состояние обуславливает действия, которые человек совершает. Испорченный, коррумпированный человек будет вести себя соответствующим образом - лихоимствовать, неиспорченный - не будет. Наши поступки являются отражением нашего внутреннего состояния, но они же его и формируют, видоизменяют: хорошие поступки меняют нас в лучшую сторону, дурные - в худшую. Наверняка все замечали, что соврать, например, сложно в первый раз, но с каждым разом это становится все легче. Почему? Потому что в первый раз сильнее всего сопротивление неиспорченного сознания, а далее это сопротивление резко падает, и остается скорее как воспоминание.

Falsus in uno, falsus in omnibus, гласит древнеримский юридический принцип - нельзя быть честным только частично, нечестный в одном нечестен в целом. Этот вывод делается именно через призму сознания человека: сознание, допускающее ложь в частностях, допускает ложь в чем угодно.

Но мы начинали говорить о политике и государственных делах - относятся ли к ним соображения, приведенные выше?

Ну а почему же нет? Хотя до сих пор шла речь о сознании индивидуальном, мы часто ссылаемся на “коллективное сознание”. Точно так же, как индивидуальное, коллективное сознание - это база совершенных поступков и сформированных идеалов, только не персональных, а общественных. Точно так же, как индивидуальное сознание, сознание коллективное обуславливает поведение общества - и таким образом его судьбу. Недостойные поступки, совершаемые на уровне всего общества, вносят в коллективное сознание такие же изъяны, как и недостойные поступки человека - в индивидуальное сознание. Разница только в том, что на индивидуальном уровне последствия проявляются быстрее, и их легче заметить - в силу меньшего масштаба явления.

Кроме того нужно учитывать, что коллективное сознание формируется под влиянием многих факторов, которые часто противоречат друг другу. В обществе одна группа людей может совершать одни поступки, а другая - противоположные. И то и другое оставляет отпечаток на общественном сознании, и финальный эффект часто получается сложным и противоречивым. В качестве яркого примера можно привести борьбу вокруг вопроса рабства в Америке в середине XIX века: часть общества выступала за него, часть выступала против. На американском общественном сознании и та и другая стороны оставили заметный след.

На уровне индивидуального сознания такие эффекты наблюдаются редко; обычно если человек встает на какую-то стезю, то он ей и следует. Впрочем, такое может случиться и с обществом, особенно авторитарным, где инакомыслие преследуется. В таких случаях и на уровне общества эффекты коррупционности сознания могут проявиться очень быстро.

Примером такой моральной деградации - очень глубокой и очень быстрой - является нацистская Германия. Тогдашнее немецкое общество, не смирившееся с поражением в 1-й мировой войне, чувствующее себя униженным Версальским миром, страдающее от мирового экономического кризиса, решило, что решение этих проблем стоит выше следования моральным ценностям, и позволило встать во главе государства людям которые исповедовали, по сути, только одну идею: можно все, что сообразно текущим целям - кстати очень недалеким. С моралью они поступили просто: отменили за ненадобностью. Сначала Гитлер, а за ним Геббельс, высказались: “я освобождаю вас от химеры, называемой совестью”, и с вопросом было покончено.

Само собой разумеется, от этой химеры они освободили в первую очередь себя, а остальным только предложили сделать то же самое. И остальные, вместо того, чтобы выгнать прочь этих проходимцев, решили: и верно, не надо нам это, и поддержали все, за что проходимцы взялись: ремилитаризация Германии, гонения евреев, политические репрессии, присоединение Австрии, захват Судетской области Чехословакии. Все это делалось с нарушениями всех писаных и неписаных договоренностей между государствами и участниками общественного процесса, но казалось, что это пустяки, потому что получаемые результаты далеко перевешивают какие-то там моральные соображения. Какая может быть мораль, когда тебе противостоит такое воплощенное коварство, как Англия и Франция?

Никто и не заметил, как одновременно с этим изменялось коллективное сознание, и когда Германия подошла к дальнейшим событиям, ни у кого не возникло и тени сомнения, что нужно хватать остаток Чехословакии - и наверное все очень удивились, почему это так возмутило Англию и Францию. Ну подумаешь - нарушили еще одну договоренность, так ведь не первую же. Ну подумаешь - нарушили пакт о ненападении с Советским Союзом, сейчас мы их быстренько, а потом никто и не вспомнит… одним словом, скатывание под моральный уклон прекратилось только тогда, когда очередное преступление обернулось государственной катастрофой.

Такие события обычно называют катастрофой политики, но у политики тоже есть истоки. Они лежат именно в общественном сознании, а мораль оказывает на него самое непосредственное влияние. Вот другой пример: конфликт Севера и Юга в Соединенных Штатах Америки в середине 19-го века.

Конфликт этот у нас известен в меньших подробностях, чем он того заслуживает. Считается, что это была война за отмену или сохранение рабства - но на самом деле все было много сложнее. Безусловно, рабство было ключевым вопросом в этом конфликте, но при этом, как ни странно, фоновым. Война началась, когда рабство никто и не пытался отменить. Оно было отменено - только в штатах Юга, и только как военная, а не политическая мера - спустя целых полтора года после начала конфликта. Полностью рабство было отменено только после окончания войны, в 1865 году, принятием 13-й поправки к Конституции США.

Если так, то из-за чего была война? В этом интересно разобраться, потому что эта история служит наглядным примером того, как ряд относительно мелких морально ущербных действий приводит к более масштабному моральному проступку, а он уже - к катастрофе.

Политическая система в Соединенных Штатах является системой компромиссов между различными интересами и мнениями. Зачастую там сталкиваются совершенно противоположные интересы, но так или иначе, они вырабатывают систему правил, по которым они могут существовать вместе. В середине XIX века ключевым противоречием было, разумеется, рабовладение - часть общества выступала за него, часть - против. Существовал компромисс, который позволял этим - казалось бы непримиримым группам - жить в одном государстве. У него даже было название - “Миссурийский Компромисс”, он был принят в 1820 году и суть его состояла в очень простой идее: севернее параллели 36⁰30’ (северная граница штата Миссури) рабство было запрещено, южнее - разрешено.

Помимо этого чисто географического компромисса, существовал еще и политический, так называемый компромисс “трех пятых”, который (как ни странно для компромисса), давал Югу огромные политические преимущества: при меньшем, чем на Севере, свободном населении, Юг избирал больше представителей в Конгресс, и соответственно мог проводить нужные ему законы, избирать спикера Конгресса (и таким образом контролировать повестку заседаний), и так далее. Рабы, конечно, голосовать не могли, но их владелец голосовал как бы за них, только засчитывался не “голос за человека”, а “три голоса за пять” - за пять рабов, разумеется. Нетрудно видеть, что компромисс был крайне несправедлив к свободному населению Севера - но он существовал, и его придерживались.

К 1850 году сложилась ситуация, когда у Юга были, что называется, все карты на руках: свободных и рабовладельческих штатов в Союзе было поровну, но благодаря компромиссу “трех пятых” большинство в Конгрессе находилось в руках южан. В Сенате - при теоретическом равенстве количества сенаторов от Юга и Севера - всегда удавалось склонить на свою сторону достаточное количество сенаторов от Севера, хотя бы по партийному принципу. Таким образом, можно было провести любые законы, а Президенту оставалось только их исполнять. Председателем Верховного Суда был южанин (Роджер Тауни).

В позиции Юга был только один изъян: моральный. В основании его политического и экономического благополучия лежал морально ущербный принцип - рабство. Оно было совершенно несовместимо с христианскими принципами, которые Юг исповедовал, как и Север. Многие общественные деятели указывали на это, и как ни странно, многие южане даже соглашались с этим. Но каждый раз, когда речь заходила о выборе между морально обоснованным решением (против рабства) и сиюминутно выгодным, пусть и морально ущербным, они каждый раз выбирали второе.

Многие северяне как могли боролись против института рабства - например, помогали беглым рабам. Как это - морально обоснованное - деяние воспринималось южанами? Оно раздражало их до крайности! Южане, надо сказать, старались не рассуждать о рабах, как о людях - у них они назывались “собственностью”. Тот факт, что кто-то укрывает от них сбежавшую собственность, они терпеть не могли - даже несмотря на то, что это было законно: изначально в свободных Штатах даже заведомо беглый раб не подлежал аресту и возврату.

Нетрудно догадаться, какой шаг южане предприняли, чтобы изменить это положение вещей. Поскольку их моральная позиция вполне допускала идею рабства, она вполне допустила и идею возврата беглых рабов из свободных штатов. И они приняли закон, обязывающий власти штатов ловить и возвращать на Юг беглых рабов. Поскольку силы правопорядка в США финансируются из бюджетов штатов, это означало, что северяне за свои деньги должны делать то, чего совесть им делать не велит.

Северяне скрипнули зубами, но стерпели. Кто знает, что было бы, если бы южане остановились на этом - некоторое время этот закон действовал, хотя вызывал на Севере крайнее неприятие, а на Юге - крайнее возмущение этим неприятием. Но остановиться было уже невозможно: подточенное моральное основание продолжало разъезжаться, и следующим шагом стала отмена Миссурийского компромисса. Да, южане замахнулись и на это - и путем сложной политической интриги добились своего: на территориях Канзаса и Небраски (располагавшихся севернее линии 36⁰30’) рабство было теоретически разрешено.

Вот это уже взорвало всю тогдашнюю политическую систему США. Распалась политическая партия вигов (противников демократов), и на ее обломках возникла новая, радикальная партия Республиканцев. Вскоре кандидат от этой партии (Авраам Линкольн)  был избран президентом, и именно это - только это - послужило толчком для выхода первого южного штата (Южной Каролины) из состава США. Линкольн еще не успел даже вступить в должность (между избранием и вступление в должность президента США проходит четыре месяца), а уже семь штатов образовали Конфедерацию (сторону Юга), а за три следующих месяца к ним примкнули еще четыре штата.

Что же не устроило южан? Ведь президент был избран совершенно законно. Основ политической системы никто не менял, в Конгрессе у южан по-прежнему было большинство. Не шла речь ни о какой отмене рабства - несмотря на всю свою радикальность, республиканцы претендовали только на исключение рабства из “территорий” (разделов США, еще не оформившихся в штаты). Но даже этого южане стерпеть не могли. Республиканцев они называли не иначе, как Black Republican, “черный республиканец” - черный, разумеется, по аналогии с неграми. Чтобы такой был президентом? Нет - и плевать на все законы! И началась война.

Итоги известны: Юг постигла настоящую катастрофа. Всего через четыре года рабство было отменено полностью; южные штаты были разорены войной и оккупированы армией Севера; исчез компромисс “трех пятых”, и доля южан в Конгрессе упала до незначительных величин. Только через пятьдесят лет после войны в президенты был избран кандидат, родившийся в штате, входившим в Конфедерацию (Вудро Вильсон). В 1865 году в составе Верховного Суда появился чернокожий судья (Джон Рок). Мог ли кто-нибудь подумать о таком даже 1857 году, когда тот же самый суд, под председательством южанина Тауни, вынес решение, что негры вообще не могут быть гражданами США!

Вот вам и пример влияния морали на политику. Мораль, если угодно, это аварийный тормоз. Он должен включаться автоматически, чтобы предохранять нас от шагов, ведущих к непоправимым последствиям. Да, его можно отключить. Да, мгновенной катастрофы при этом не произойдет. Но однократное отступление от принципов морали потянет за собой следующее, и это следующее будет масштабнее предыдущего. За ним последуют новые, и уже нечему будет остановить общество, катящееся к краю пропасти.

Глупо рассуждать о том, что кто-то из наших политических противников время от времени отключает этот тормоз (или нам так кажется), и поэтому мы просто должны поступить точно так же, чтобы обеспечить себе какие-то сиюминутные выгоды. Если и правда отключают, то это их проблемы, тем скорее они потерпят крушение. Нас должно волновать только то, чтобы наша автоматика постоянно была включена, чтобы мы сами не свалились под откос, где уже валяются нацистская Германия и рабовладельческий Юг. Моральность наших поступков - лучшая гарантия от повторения их судьбы.